- Петрович, беги к киповой планке! Давай шибко - будем фал со шпиля на кнехт перебрасывать!

- Цаво я, Фотич? - огрызнулся Петрович, заскорузлый полудедок в кирзачах, стоящий на оттяжке у крутящегося барабана.

- Расцавокался мне! Цыц, нечего жабтаться - бегом встал ногой на фал! Матрозы, готовься конец со шпиля на кнехт перебрасывать! Помни - втугую набивать! - орал странный человек, на которого окружающие его на юте суденышка люди смотрели, не отрывая широко раскрытых преданных глаз. Сам же орущий стоял недвижимо, засунув правую руку в карман несвежего белого фартука, левой, с зажатой между пальцами цацулей обгрызенного «беломора», «дирижируя оркестром» ютовой партии. Когда мокрый от воды конец толщиною в руку начал «чихать» на гладкой поверхности шпиля, проскальзывая и подымливая, а натянутая часть запела флажолетом, Петрович наступил на него своим сапогом, вдавливая в палубу всем весом своего тщедушного тела и цаплеобразно эквилибрируя на уезжающей из-под ног пеньке.